Первый рубль

- Ну, что Лёша, хочешь немного поработать, тёте Нюре помочь? - с каким-то задором и даже вызовом спросила его как-то вечером мама, будто проверяя: «А слабо тебе?»
- А что делать нужно? - С чуть задетой гордостью задал он в ответ свой вопрос, почесывая курносо-пацанский нос худенькой ладошкой.
- Нюре печку перекладывают, завтра мастер придёт, надо ему подсобить. Сделаешь?
- Сделай, сделай, - добавил отец. — Мне-то надо на работу, а больше и опереться не на кого. Не забудь, что твой дед, мой батя, справным печником был. Глядишь поймёшь, как он старался-трудился.
На следующее утро выпускника аж второго класса советской школы мама за ручку отвела с улицы Свердлова, где они жили, на Даниловскую, где был дом её сестры, незамужней Анны Николаевны. Та тоже, как и мама, торопилась на работу, и Лёшке как-то неудобно было остаться наедине с мастером печных мудрёных дел старичком Петровичем, который уже успел облачиться в спецовку, кирзовые сапоги и фартук.
Критически оглядев подсобника, тот произнёс:
- Да. Не больно справная для работ одежонка-то у тебя. Но ничего, на нет и суда нет. А вот рукавицы я тебе на смену выдам - без них, как без рук.
- Ну, мил человек, - продолжил Петрович, - коль усов у тебя нет, на мозги накручивай задачу: будешь мне глину месить да кирпич подносить. Приступай, лясы нам точить некогда.
Заранее привезённую от старинных кирпичных сараев жирную глину новоиспечённый трудяга стал накладывать в корыто, туда же сам печник добавлял «по вкусу» немного песка, воды - как при изготовлении борща хозяйка.
И Лёшка «батварил», то есть месил раствор. Потом накладывал густую сладко пахнущую недрами массу в ведро - до половины, больше ему не донести. И «чалил» в скромную избушку из двух небольших комнат, в аккурат между которыми и предстояло возродить печку, взамен захиревшей и сломанной старушки. У мастера было много и других заказов, так что надо было «жать на педали». Петрович контролировал действия помощника, уплотнил его рабочий график, давая известные только ему советы: как быстрее с лопатой управляться и поплотнее кирпичи в ведро уложить. И хоть с надрывом поначалу, но так втянулся малец в дело, так «раскочегарился», что работал без останову до тех пор, когда во время обеденного перерыва добродушная и запыхавшаяся тётя Нюра не прибежала домой - накормить ценных незаменимых работничков.
И такими вкусными оказались эти яства: привычные вроде бы щи да каша с молоком, приготовленные у соседки, пока своя печь в ремонте. Лёшка и не подозревал, что с таким аппетитом можно уплетать за обе щёки обычные блюда.
И - снова за работу: лопатой мешать, мастерком накладывать, белыми ручками в спилковых рукавичках носить. Взад - вперёд, взад - вперёд, взад - вперёд! Но так приятно было видеть Лёшке, как ладно да справно поднимается печь к проёму в потолке, как обновляется, сияет новыми свежими коричневыми красками боров на чердаке. И как радостно ему приносить пользу тёте Нюре, которая всегда была щедра на подарки и ему, и его сестрёнке Ниночке.
К вечеру печь была закончена, и мастер сел на приступочек крыльца для последнего перекура, всего-то - третий за день (первым делом - самолёты).
И вот в присутствии хозяюшки в руках Петровича чиркнула спичка, и раздался треск в печке, никакая музыка не сравнится с ним. Из трубы вылетел голубоватый дым. Сугрев нормальный. Всё в ажуре.
Тётя Нюра отдала Петровичу деньги за работу. Тот отсчитал из них рубль мелочью пятидесятых годов прошлого века. Алёшка положил звенящие монеты в карман, попрощался с мастером и родственницей. И гордо пошёл домой, сладко ощущая бьющий изнутри по боку металл.

Слово матери

Опять у Лёшки неприятности. Не успела его мать прийти с работы (а тянула она лямку секретаря партийной организации в чудодейственной артели с правильным названием «Пролетарский путь»), как к ней тут же прибежала соседка. С новой жалобой на проделки её отпрыска: футбольным мячом окно в доме разбил.
Мать разыскала спрятавшегося было в сарае Лёшку и строго, с расстановкой произнесла:
-Ну, что, герой, пошли к Шуре извиняться, надо уметь за свои поступки отвечать.
И так внимательно посмотрела на него вишневыми, таящими невысказанную боль глазами. Даже переодеться не успела.
За руку она привела пацана к соседке. И он готов был сквозь землю провалиться, слушая захлёбывающиеся возмущённые слова кипящей, как чайник, женщины. От её эмоций и он запылал как самовар, ожидая самого худшего.
А мама молча выслушала тираду на высокой горячей ноте. И произнесла всего несколько слов:
- Ну, я ему сейчас задам!
Ещё больше испугался Лёшка: вот скоро придёт с работы отец, мама Мария ему всё расскажет. И ждёт его очередное теплое свидание с другом отца - ремнём.
Но ни слова не вымолвила супругу мамочка о проделке сына. А на Лёшку посмотрела жалостливо, понимающе и, как показалось ему, не столько с укором, сколько с сочувствием.
Она не обругала его, а простила. И на всю жизнь запомнил Алёшка урок этой материнской доброты, терпения, понимания, прощения. Он сильнее воздействовал на него, чем любые ругань или рукоприкладство.

г. Богородск